Большая и грязная любовь. Глава 1

Часть I

 

Глава первая

 

Будильник выдернул из какого‑то ну о‑очень хорошего сновидения. Нет, сон я, увы, не помнила, но улыбка от уха до уха на лице имелась.

Перевернувшись на живот, зарылась лицом в подушку в надежде поспать еще пять минут, но… не повезло.

– Кри‑ис! Кри‑и‑ис! У тебя совесть есть? – Мама кричала с кухни.

Я честно покивала и закрыла глаза, но родительница принялась греметь посудой и… в общем, встать все‑таки пришлось.

Неосознанно подражая зомби, доплелась до ванной. Умылась, почистила свои 32 (на самом деле 28, но это мелочи), попутно отмечая, что похмелья как бы и нет. Пристально осмотрела прическу и пришла к выводу, что вчерашняя укладка пострадала не сильно, так что голову можно не мыть.

Впрочем, ее вообще мыть не обязательно – в нашей убогой конторе на такие мелочи внимания не обращают. Наши мальчики только в монитор смотрят, а единственная девочка – Мария Сигизмундовна, шестидесяти трех лет от роду – в наш кабинет вообще не заходит. Мы с ней только в день зарплаты и на корпоративах встречаемся.

– Кри‑и‑ис!

– Да, да! Иду!

Мимоходом заглянула в кухню – на столе уже дымилась миска овсянки. Я закатила глаза и скривилась – два месяца назад мама прочитала очередную книжку о здоровом образе жизни, и вот. Тот факт, что мой желудок просыпается только к обеду, а завтраком (любым!) банально давлюсь, ее не заботит.

– Крис, ну сколько можно ждать! – возопила родительница. – На работу опоздаешь!

Ну и что? У нас все опаздывают. Это часть корпоративной культуры.

Мысленно ворча, я вернулась в комнату, отодвинула створку шкафа‑купе, и… а вот тут меня накрыл шок. Полный и всеобъемлющий.

– А… а это что? – пробормотала я. Потом все‑таки опомнилась, заорала: – Ма‑ам!

Мама на зов не спешила, я же глядела на ровные ряды вешалок и медленно зверела.

Убью! Нет, знаю, что о маме так нельзя, но убью! Прямо сейчас! И с особой жестокостью!

– Что? – В дверном проеме появилась стройная женщина в аляповатом домашнем халате и бигуди. Лицо моей… чересчур заботливой родительницы, покрывал густой слой сметаны – обязательная утренняя маска.

Я вдохнула поглубже, потом выдохнула и спросила, стараясь не шипеть и не плеваться:

– Мамочка, а где моя одежда?

Родительница одарила озадаченным взглядом, сделала шаг вперед, чтобы заглянуть в шкаф.

– Как где? Вот.

Ее недоумение было настолько искренним, что я растерялась. А мама развернулась и как ни в чем не бывало отправилась на кухню. Только бросила через плечо:

– Пить надо меньше.

Пить? О черт! Во сколько я вчера пришла? Ай…

Мысли о встрече с одноклассницами и задушевных разговорах на лавочке были решительно отброшены, я же не менее решительно направилась за мамой.

– Где мои джинсы?

Вот теперь на меня смотрели пристально, с явным осуждением.

– Что? – не выдержала я.

– Крис, я все понимаю, но если ты не прекратишь…

И все‑таки я зашипела. Нет, ну сколько можно? Мне тридцать лет! Тридцать!!! Я взрослая девочка, и воспитывать меня ПОЗДНО! Тем более такими варварскими методами!

– Я прекрасно осведомлена, что тебе не нравится, как я одеваюсь, где работаю, как провожу свободное время, но… мама, ты перегнула!

Лицо, покрытое слоем сметаны, вытянулось.

– Крис, ты о чем? Мне все нравится…

Это был двойной перегиб. Запредельный.

В комнату я вернулась разъяренной фурией, схватила первую попавшуюся вешалку, бросила на кровать. Стянув пижаму, выхватила из ящика для белья трусики, втиснула в них свою красоту. Столь же стремительно застегнула бюстик (незнакомый, кстати) и попыталась отыскать колготки. Не нашла! Зато на полке, соседствующей с ящиком для белья, обнаружилась целая стопка новеньких, нераспечатанных упаковок с чулками.

Ну мама! Ну… ну ладно!

Несмотря на кипящий в крови адреналин, чулки натягивала осторожно, подтягивала еще осторожней. После упаковалась в деловой юбочный костюм стального цвета и выругалась в голос – просто крой жакета не предполагал наличие под ним блузки. Да и не было в шкафу блузок! Зато были туфли… Пар пятьдесят, не меньше. Как они уместились – ума не приложу, но стояли же.

– Ну мама… ну погоди!

– Крис, хватит! – В голосе возникшей на пороге мамули слышались гневные нотки. – Не знаю, чем вы там вчера занимались, но если не перестанешь…

Кажется, это я уже слышала.

– Если не перестану, то что?

– Я Глебу Игоревичу пожалуюсь, – выдохнула родительница.

– Кому‑кому?

Мама не ответила – вздернула подбородок и удалилась. Кажется, мы поссорились окончательно.

Что ж, не впервой. Но пугать меня какими‑то Глебами Игоревичами… Черт, ну ведь это глупо! Лучше бы Змей Горынычем пригрозила – о нем, в отличие от Глеба Игоревича, я хотя бы слышала!

Туфли тоже первые попавшиеся схватила. Потом забросила пару в дальний угол и вытащила из шкафа правильные, под цвет костюма. Зато сумочку (а сумок тоже было в избытке, как полка не обломилась – не знаю) выбирать не пришлось. Сумочку мамочка уже собрала! Только мобильный забросить осталось.

Накрасилась я по привычке, и только потом подумала – зря. Нужно было идти без грима, чтобы… да просто из вредности! О, черт! Как же все это бесит!

Вылетая на лестничную клетку, я все‑таки нашла плюс в сложившейся ситуации – овсянка. В кои‑то веки мне не пришлось давиться завтраком.

 

День обещал быть солнечным, но порадоваться этому факту я не смогла.

Во‑первых, у подъезда припарковался какой‑то козел на черной навороченной тачке – кого ждал, не знаю, но если узнаю… дверь валерьянкой оболью! Пусть дворовые кошечки порадуются.

Во‑вторых, я представила путь до метро и ужаснулась – нет, я, конечно, ношу каблуки, но не пятнадцать сантиметров! На таких не ходить, а ноги ломать. Ну или на тачках, вроде той, на которой козел приехал, кататься.

В‑третьих, я вообразила поездку в метро… и снова помянула недобрым словом козлов на тачках, ну и мамочку, которая решилась на столь садистскую диверсию.

А в четвертых… я чувствовала себя падшей женщиной. Из‑за чулок, разумеется. Хоть убейте, но приличные женщины чулок не надевают, разве что по праздникам. А в остальное время они носят колготки!

Погруженная в собственные переживания, я с трудом обогнула черного отполированного монстра и, стараясь не материться вслух, подефилировала к метро.

Сзади загудели.

Да, да! Знаю, что юбка коротковата и обтягивает бедра слишком сильно, но простите, не было у меня времени и настроения подбирать что‑то поприличней.

Как ни странно, телепатией неведомый автолюбитель не владел – тишину нашего дворика нарушил очередной гудок.

Безумно хотелось повернуться и показать настырному водиле средний палец, но я сдержалась. Ну его. Погудит и отстанет.

Не отстал…

Шелеста шин не слышала, но в том, что озабоченный автолюбитель едет за мной, сомнений не было – звук клаксона не удалялся, наоборот. Попой чувствовала – это тот самый, на черном монстре, которого пришлось обходить, прижимаясь к заборчику соседского цветника. В глубине души вспыхнул огонек злорадства – так ему! Пусть помучается!

Я даже успела повеселеть и исполниться гордости, когда козел – да, да, тот самый – ударил по газам, хитро обогнул припаркованный у обочины джип и подрезал не ожидающего такой подлости пешехода. То есть меня.

И ведь чуть не задавил! Я ж как раз на соседний тротуар перейти собиралась, чтобы на тропинку к метро свернуть.

Монстр застыл. Задняя дверь распахнулась и передо мной возник… Нет, не возник. Возникла! Передо мной возникла гора.

Она была облачена в белоснежную рубашку, брюки и туфли, одного взгляда на которые достаточно, чтобы понять – мне столько за всю жизнь не заработать. Гора обладала пронзительными зелеными глазами, мускулатурой, которую никакая ткань скрыть не может, и коротким ежиком черных волос. От нее веяло каким‑то невероятным парфюмом, и… о, черт!

– Крис, как это понимать?

Гора пребывала в недоумении и, кажется, горе это состояние было несвойственно. А я не имела привычки таращиться на мужчин, но ведь таращилась!

– Крис… – снова позвал незнакомец.

Огонек злорадства погас, на его месте вспыхнул другой – малопонятный, но очень горячий.

– Мы знакомы? – Кажется, этот вопрос кому‑то уже задавала, причем недавно.

– Кри‑ис… – судя по тону, гора расслышала в моем вопросе‑ответе нечто такое, чего там и в помине не было. И даже какие‑то выводы сделала. – Крис, садись в машину.

Я? В машину? Зачем?

Зеленоглазый незнакомец шагнул в сторону и повторил:

– Крис, в машину.

Мозг сработал быстро: незнакомая машина с водителем, незнакомый мужчина ужасающих габаритов и финансовых возможностей, приглашение, и я – обычная девушка без связей и «крыши». Вывод? Нужно бежать! Бежать без оглядки!

И я бы побежала, невзирая на каблуки и узкую юбку, но ноги сами понесли вперед. Опомниться не успела, как очутилась в салоне, на кожаном сиденье черного монстра.

– Доброе утро, Крис, – тихо сказал водитель. Причем прозвучало это так, будто он со мной каждый день здоровается.

– Э…

Гора захлопнула дверцу, а через несколько секунд втиснулась в другую – ну ту, которая с противоположной стороны расположена. Черный монстр бесшумно тронулся с места, преодолел сотню метров, которая отделяла от проспекта, и плавно встроился в утренний затор.

– Ненавижу твой район, – процедила гора. Потом сверкнула зелеными очами и добавила: – Крис, может хватит? Мое терпение не безгранично. Не заставляй меня уподобляться варвару.

– Э… что?

– Переезд, Крис, – пояснил зеленоглазый. – Или ты переезжаешь ко мне добровольно, или я тебя похищаю. Выбирай.

Мне ведь послышалось, правда?

 

Вопросов «кто я» и «где я» не возникло.

О том, кто я такая, помнила прекрасно. Я – Кристина Новикова, тридцати лет от роду, работаю оператором в фирме по ремонту компьютеров и бытовой техники, живу с мамой, имею определенное количество друзей обоих полов, не замужем.

Где я оказалась? Ну тоже ясно. Глубину этой попы я определила как значительную.

Дальнейшие события только подтвердили мой вывод.

Спустя час толкотни в пробках, машина въехала в центр города, прокралась по одной из узких улочек и свернула на широкую парковку. Парковка примыкала к монстру из стекла и бетона, ввинченному между старинных особняков.

Мне помогли выбраться из машины, насильно водрузили мою ладошку на согнутый локоть и повели к вертушке дверей. У входа в бизнес‑центр толпились клерки и охранники, поэтому я решила не паниковать и сцен не устраивать – ну по крайней мере пока.

Вот так, опираясь на руку зеленоглазого незнакомца, миновала шикарный холл, отделанный мрамором и дорогими породами дерева, прокатилась на столь же роскошном лифте и осознала себя у стойки ресепшена.

– Доброе утро! – Блондинка в строгом костюме лучезарно улыбнулась. Причем не только горе, но и мне. Потом выложила на стойку худенькую стопку документов.

Почему я взяла эти бумаги? Понятия не имею! Но никто не возражал…

Зеленоглазый переместил свою руку на талию, приобнял самым что ни на есть привычным образом и повел дальше. Миновав еще один ресепшен, возле которого располагались диванчики для посетителей, мы вошли в просторный кабинет.

Противоположная стена была полностью стеклянной. В глубине кабинета стоял массивный стол, явно хозяину сей обители принадлежащий. Чуть в стороне – еще один, поменьше и покомпактней. Во всевозможные экстрасенсорные гадости никогда не верила, но чувство узнавания было столь сильным, столь реальным… Второй стол – мой. Зуб даю!

Справа от нас обнаружился диван, пара кресел и журнальный столик. Рядом барный шкаф. Слева заметила еще одну дверь, и я точно знала – там ванная комната. Не санузел, а именно полноценная ванная комната с ну о‑очень большой душевой кабиной.

Не успела я изумиться, как дверной замок щелкнул. Худенькая стопка документов была изъята из моих пальцев и небрежно отброшена. Листки разлетелись и плавно осели на темный паркет, а я оказалась прижата к деревянной створке двери.

– Кри‑ис…

Желания и намерения зеленоглазого не только осознала, но и почувствовала. Они были, мягко говоря, внушительными.

– Кри‑ис… – снова прошептал зеленоглазый и прильнул к губам.

Отвернуться не успела, поэтому пришлось притвориться замороженной рыбой и дождаться, когда гора осознает, что поцелуй односторонний.

– Кри‑ис, – в голосе незнакомца появились нотки обиды. – Кри‑ис…

А потом его нога протиснулась между моих коленок и… в общем, надо что‑то делать, пока не поздно.

– Я не могу!

Брюнет замер, заглянул в глаза.

– У меня… э… – нет, сказать незнакомому мужчине, что у меня критические дни, – стыдно. Даже с учетом того, что дни вымышленные. Другие аргументы не столь весомы, но придется рискнуть. – У меня настроения нет.

Он вопросительно изогнул бровь, но отстраниться даже не подумал.

– Крис, – ох, как интимно мое имя прозвучало! – Крис, если это из‑за Мегеры, то повторяю: между нами ничего нет, не было и никогда не будет.

Понятия не имею, откуда что взялось, но я точно знала – Мегера не определение и не прозвище, а имя.

– Кто такая Мегера?

Зеленоглазый чуток отодвинулся и окинул сердитым взглядом.

– Кри‑ис, хватит дуться.

Вывод неправильный, но это неважно. Важно то, что насиловать меня явно не собираются.

Вздохнув поглубже, я осмелела настолько, что решилась задать самый главный вопрос:

– А вы? Вы кто такой?

Губы незнакомца скривились в усмешке. Он выдержал паузу, потом выпустил из захвата и сказал:

– Ясно. – И уже направляясь к рабочему столу, продолжил: – Ясно, розочка моя. Нет так нет. Но учти, если сегодня кто‑нибудь пострадает, в этом будешь виновата ты.

Ну ничего себе заявленьице!

– Эй! – воскликнула я возмущенно.

Зеленоглазому мое возмущение было до фонаря.

– Время, Крис, – стукнув ногтем по стеклышку наручных часов, сказал он. – У нас переговоры через час.

Мне кажется, или минуту назад его эти переговоры не заботили?

– Крис, работать! – ровным, но довольно‑таки требовательным тоном добавил… шеф? Он мой шеф?

Ладно, разберемся. Вот прям щас и начнем… разбираться!

Тяжело вздохнув, я одернула юбку и принялась собирать разбросанные по полу бумаги. На одном из листков с оформлением, характерным для заявлений и служебных записок, прочла: «Генеральному директору ООО „С.К.Р.”, Вознесенскому Г. И.».

Та‑ак… А какого такого Глеба Игоревича упоминала мама?

 

Подобрав последнюю бумажку, я поймала на себе пристальный, плотоядный взгляд зеленых глаз и нервно сглотнула. Ну да, могла бы догадаться, что нагибаться, когда на тебе короткая юбка, несколько опасно.

Одернув оную часть гардероба еще раз, задрала подбородок и гордо проследовала к «своему» столу. На отполированной глади столешницы присутствовали только телефон и ноутбук.

Стараясь не удивляться нездоровому порядку, опустилась в кресло и открыла крышку ноута. Короткая мелодия загрузки операционной системы, несколько нехарактерных щелчков, и на экран выскочило окно с требованием пароля.

Я откровенно растерялась и приготовилась запаниковать, но пальцы сами потянулись к клавиатуре и стремительно набили нечто ну очень заковыристое – с цифрами, переключением шрифта и регистра.

Пароль система проглотила, и на экран вылезла заставка, от которой… в общем, у меня челюсть отпала и глаза едва не лопнули.

Вместо приличных для офиса пальм‑котят‑бабочек, с экрана глядел он! Ну тот, который Глеб Игоревич, предположительно.

Фотка непрофессиональная, но брюнет позировал. Он лежал на диване – к счастью, не на том, который в противоположном углу кабинета стоит, – и хищно улыбался. Компрометирующая часть тела была прикрыта не то маленьким полотенцем, не то салфеткой, а все остальное… Мама, вот это мускулатура! И кожа такая – мм…

– Кри‑ис… – позвал брюнет. Я аж подпрыгнула. – Крис, я тебе письмо отправил.

Машинально ткнула мышкой в значок «Outlook», дождалась, когда программа проглотит отдельный пароль, и тихо выдохнула. Глеб! Да, его все‑таки Глебом зовут!

А писало «мое» начальство следующее: «Документы по делу Данилова где? Кстати, клевые трусики. Новые?»

Я откинулась на спинку кресла и уставилась на брюнета. У него рентгеновское зрение, да? В смысле – нагибаться‑то я нагибалась, но не до такой степени.

– Документы по Данилову, – вслух напомнил… Глеб.

И снова это странное чувство узнавания – я потянула второй ящик стола, вытащила нижнюю из сложенных стопкой папок и встала.

Зеленоглазый делал вид, что моя грациозная походка его не волнует – сидел, уткнувшись в монитор, и хмурился. Но стоило водрузить документы на краешек его поистине огромного стола, возмутился:

– Крис, у меня не настолько длинные руки.

Знала, что подчиняться не следует, но все‑таки приблизилась. В тот же миг горячая ладонь накрыла одно из полупопий, а хрипловатый голос приказал:

– Доложи!

– Глеб!

Вот теперь он соизволил оторваться от экрана и взглянуть на меня.

Вообще, когда мужчина смотрит на тебя снизу вверх, есть в этом нечто… особенное. А когда в его глазах горит неподдельная страсть, смешанная с упрямством…

– Ну нет у меня настроения, понимаешь?

– Кри‑ис…

Так, кажется, я начинаю жалеть, что поддалась непонятному порыву и позволила заманить себя в этот странный офис.

– У нас переговоры через час! – нашлась я.

– Через пятьдесят три минуты и десять секунд, – невозмутимо ответили мне и притянули ближе. Зубами приподняли край юбки и… я не выдержала.

– Глеб, прекрати!

Прекратил. Отпустил. И даже отстранился.

– Ладно, розочка моя. Так и быть.

Брюнет снова уткнулся в монитор, я же спешно вернулась на рабочее место. И лишь опустившись в кресло поняла, что сердце хочет выпрыгнуть из груди, а ноги слегка дрожат. Когда меня в последний раз вот так трогали? А когда я последний раз занималась… ну тем самым?

Обнаженного Глеба Игоревича с рабочего стола пришлось удалить. Просто когда тебе хищно улыбается такой мужчина, даже привычную работу выполнять сложно, а уж расследование вести… Впрочем, я, кажется, усложняю – расследовать тут ничего не нужно, достаточно сделать один телефонный звонок, и мне все‑все расскажут.

Выхватив из сумочки мобильный, я с сомнением взглянула на новоявленного шефа и очень четко осознала – выходить из кабинета нельзя. Вернее – выходить с мобильным нельзя. Даже в ванную.

Пришлось набрать эсэмэс…

Мама, конечно, по‑прежнему обижалась, но не перезвонить после такого сообщения не могла.

– Крис, ты в порядке? – Голос в трубке взволнованным не казался. Мою эсэмэску приняли за шутку или блажь.

– Не совсем, – ровно ответила я.

Телефонный разговор отвлек Глеба от созерцания экрана. Он окинул внимательным, чуть удивленным взглядом, потом и вовсе бровь приподнял. Я пояснять свои действия не собиралась и вообще отвернулась.

– Мам, просто ответь, и все.

– Издеваешься? – Родительница явно опешила.

– Нет.

Повторить вопросы вслух было бы верхом глупости, пришлось изгаляться.

– Мам, я серьезно. И я очень хочу, чтобы ты ответила сейчас. Это важно.

Мама зависла минуты на полторы. Все это время я чувствовала на себе пристальный, настороженный взгляд, но сдаваться не собиралась.

– Глеб Игоревич твой шеф, – наконец, выдала мама. Это был ответ на первый вопрос – кто он, собственно говоря, такой.

– Ага, я так и думала… А дальше?

– Крис? – Вот теперь она действительно встревожилась. – Крис, вы поссорились? Или… Что происходит?

– Мам, просто скажи. Я очень хочу знать твое мнение.

– Мнение? Ах… он рядом, да?

– Ну разумеется.

В трубке вздохнули и признались:

– Между вами служебный роман, уже полгода примерно. А намерения у Глеба Игоревича самые серьезные. – Мама издала еще один тяжелый вдох, а потом добавила совсем другим тоном: – Крис, если ты его бросишь, ты мне не дочь, поняла?!

У меня прям‑таки челюсть отпала.

– Что‑о?..

– Что слышала! – выпалила родительница. – Не знаю, чего ты сейчас добиваешься, но Глеба бросать не смей! Таких мужчин – один на миллиард! Ты будешь полной дурой, если…

– Стоп, стоп. Хватит.

Мама замолчала, а я задумалась. Выходит, это не глюк? И я действительно работаю в каком‑то ООО «С.К.Р.», сплю с собственным начальником, и… и все это с одобрения мамы? Черт. Первое и второе я еще способна представить, а вот третье…

– Мам, а ты в самом деле не против?

Родительница не выдержала и бросила трубку.

 

Предчувствие, что сбегать с мобильным нельзя, подтвердилось. Едва отложила телефон, зеленоглазое начальство хмуро поинтересовалось:

– У тебя появились секреты?

Какой догадливый. Да, появились. Вернее – у меня появился один, но очень большой секрет и тьма вопросов.

– Глеб, я говорила с мамой.

По мне, такой ответ объясняет и оправдывает все. С мамой можно! Но новоявленный… хм… любовник считал иначе.

– О чем?

– О своем, о девичьем.

– А именно?

– Глеб!

Шеф нахмурился и смерил таким взглядом, что… в общем, если выяснится, что он и впрямь обладает рентгеновским зрением, не удивлюсь.

В надежде избежать допроса, вернула на экран окно «Outlook» и притворилась, что погружена в чтение. На самом деле искала ответ на вопрос – а кем я, собственно, работаю. Ответ нашелся почти сразу, в подписях к отправленным мной письмам значилось: «Ассистент генерального директора ООО «С.К.Р.», Новикова Кристина». М‑да, предсказуемо, но логично.

От разглядывания экрана отвлек громкий хлопок. Я подняла голову, чтобы узреть, как мой зеленоглазый шеф наполняет бокал. Шампанское, с утра?

Алкоголь, как ни странно, предназначался мне.

– Крис, расслабься, – сказал брюнет, водружая бокал рядом с моим ноутом.

И вот глядя на поднимающиеся со дна пузырьки, я вспомнила лавочку, освещенную скудным фонарным светом и собачника, именем которого так и не поинтересовалась.

Мама дорогая… так я что, волшебника вчера встретила? И… любовь? Большую и… черт!

Не знаю, что такого особенного отразилось на моем лице, но Глеб Игоревич хмуриться перестал. Он улыбнулся. Причем так, что мурашки не только по спине – по всему телу побежали. Где‑то в глубинах организма вспыхнул огонек, а интуиция услужливо подсказывала – с таким, как Глеб, только грязная любовь и возможна.

– Но у нас же переговоры, – нервно сглотнув, пробормотала я.

– И что?

Против такого аргумента переть трудно, да и ситуация из тех, что без бутылки не поймешь. Поэтому одарила шефа благодарной улыбкой и приняла бокал.

 

В переговорную я входила в самом благостном расположении духа. Три бокала шампанского как‑то ну очень быстро убедили, что Глеб Игоревич не мерещится, а вчерашний волшебник… Черт! А почему нет? Почему со мной не может случиться что‑то из разряда этаких чудес? Чем я хуже?

В общем, я решила расслабиться и попробовать получить удовольствие. От жизни вообще и ситуации в частности.

Глеб Игоревич перемены в моем настроении точно заметил, но приближаться не спешил. В смысле, грань дозволенного не переходил. Зато легкая улыбка, частые взгляды и тяжелые вздохи подсказывали – шеф не отступится. Что ж, не могу сказать, что расстроена. Мы же любовники, верно? И мама одобряет…

Усаживаясь за стол, по правую руку от Глеба, я в который раз скользнула взглядом по его фигуре. Массивный, мощный, с узкой талией и не менее узкими бедрами. О том, что на его животе имеются кубики, я еще по фотке помнила – жаль, не успела пересчитать.

– Крис, соберись, – шепнуло начальство.

Едва я поверила в строгость тона и серьезность ситуации, почувствовала прикосновение к коленке. А спустя мгновение поняла – Глеб очень целеустремленный человек. Его рука не стесняясь скользнула под юбку и замерла в жалком сантиметре от самого дорогого.

– Глеб!

Мое возмущение прервал звук отворяемой двери. На пороге появилась секретарша – та, что на втором ресепшене обитала, а за ней двое незнакомцев в строгих костюмах. Один – тучный и низкий, второй – высокий, тонкий, с явными наклонностями метросексуала.

– Добрый день, – поздоровался первый.

Второй просто кивнул и улыбнулся, не разжимая губ.

Глебу пришлось освободить мою… ну почти ногу, из плена. Встать, приветствовать гостей рукопожатием. Я тоже встать хотела, но внутреннее чувство подсказывало – могу ограничиться кивком.

Как только посетители уселись, секретарша внесла поднос с кофе и удалилась. Я же попробовала отодвинуться от Глеба – просто нас от потенциальных клиентов отделял стол, и я уже представляла, во что это все выльется.

Не тут‑то было! Стул словно прирос к полу!

Скосив взгляд, обнаружила – зеленоглазое начальство клещом вцепилось в сидушку. Пришлось закинуть ногу на ногу и сделать вид, что мне все фиолетово.

От молчаливой борьбы с шефом отвлекла протянутая визитка. Потом вторая. Я тоже вежливость проявила – открыла ежедневник, достала из специального кармашка свои карточки. Глеб в обмене визитками не участвовал, пристально следил за моими руками. И так увлекся, что метросексуалу пришлось кашлянуть, причем дважды.

– Слушаю вас, – со вздохом сказал Глеб.

Мужчины переглянулись. Вернее пухлый подарил товарищу недоуменный взгляд, а метросексуал едва заметно пожал плечами.

– Мм… – замялся первый. – Мм…

– Нужно устранить конкурента, – ровно сказал второй.

Если бы не шампанское, я бы непременно вздрогнула, а так… вздрогнул только пухлый.

– Физически? – Голос Глеба Игоревича прозвучал еще ровней, чем голос метросексуала.

– Нет, – ухмыльнулся тот. – Обычная временная недееспособность.

Временная что?

Пухлый слегка затрясся, громко сглотнул. Потом водрузил на стол портфель, который все это время сжимал в руках, и извлек простую картонную папку.

А второй продолжал:

– Нам достаточно пары недель. Примерный план уже набросали. Он очень дорожит семьей, но жена, судя по предварительной информации, погуливает. Чем не повод для временной неадекватности?

– Информация про жену неточная, – сказал Глеб, принимая папку. – А если она чиста и невинна?

– Так пусть станет виноватой, – пожал плечами второй.

Я, наконец, сообразила взглянуть на визитки. На обеих красовался логотип довольно известной сети магазинов. Метросексуала Истархом звали, пухлому он приходился советником, ну а сам пухлый… нет, не генеральный, а просто директор. То бишь владелец или один из них.

– Ладно, разберемся… – пробормотал зеленоглазый. – Внешний повод тоже придумаем, не впервой. О расценках знаете?

Заслышав о деньгах, директор смущаться перестал.

– Знаем. Но суммы, которые вы назначаете…

– Я не торгуюсь, – отрезал Глеб.

Пухлый попытался возразить:

– Глеб Игоревич, я все понимаю, но сейчас кризис!

Он говорил что‑то еще, приводил доводы и аргументы. Интуиция подсказывала – зеленоглазый не слушает. Просто позволяет человеку выговориться.

Я тоже не слушала, но совсем не потому, что неинтересно. Просто я в это время как завороженная на Истарха смотрела. Советник директора глядел четко на меня, улыбался и водил языком по… Мама! Мне ведь не мерещится! У него действительно клыки!

– Я не торгуюсь, – повторил Глеб и даже папку от себя отодвинул.

– Ну… ну тогда мы подумаем, – заявил пухлый.

Улыбка с губ метросексуала слетела в момент.

– Веня! Я же предупреждал!

И таким тоном это было сказано, что Веня побледнел и снова затрясся.

– Глеб Игоревич, извините, – продолжал тем временем Истарх. – Это недоразумение, не более. Конечно, мы согласны. И сумму выплатим в срок.

Шеф кивнул столь медленно, столь неохотно, словно выгода – последнее, что его интересует. А потом повернулся к пухлому, сказал:

– Оставьте нас на минутку.

Покидая переговорную, мужчина озирался и нервно поправлял галстук. А едва дверь закрылась… нет, я не успела понять, как это произошло. Просто Истарх оказался распластан на столе, горло метросексуала сдавливала мощная лапища Глеба.

– Ты на кого клыки скалишь, кровосос хренов?! – прошипел шеф.

– Я… – начал было Истарх, но договорить не смог – захрипел.

– Еще раз увижу, знаешь, куда осиновый кол засуну?

– Догадываюсь, – суча ногами по столешнице, просипел Истарх. Он тщетно пытался избавиться от руки Глеба и стремительно серел.

– Не слышу! – прорычал зеленоглазый.

– Я понял! Понял! – взвыл Истарх.

Рука разжалась.

Давешний переговорщик вылетел за дверь быстрей, чем я успела сказать «мяу».

– Совсем распоясались, – процедил Глеб. – Может, охоту объявить, а?

Я промолчала.

 

Когда вернулись в кабинет, я, помня о недавних событиях, тут же отпрянула от двери и поспешила к своему столу. Вот только в кресло опуститься не успела – Глеб настиг раньше. Инстинкт самосохранения вопил – давать этому мужчине возможность подойти сзади нельзя! Поэтому пришлось повернуться лицом и застыть в надежде, что все обойдется.

Не обошлось.

Глеб подошел вплотную, я неосознанно отступила и уперлась в стол. А в следующий миг меня на этот самый стол усадили и принялись обводить пальцем контур губ. Какое счастье, что за время переговоров всю помаду съела! Иначе была бы сейчас… впрочем, неважно.

– Кри‑ис… – прошептал зеленоглазый. – Кри‑ис…

Я застонала.

Нет, реагировать на этого мужчину не собиралась – после знакомства с Истархом и его боссом даже мамино одобрение уже не убеждало. Но тело рассудило иначе, ему на вопросы этики и здравого смысла было плевать. По коже словно огненный смерч пронесся, а следующее прикосновение Глеба заставило выгнуться и запрокинуть голову.

Когда его губы коснулись шеи, сознание пронзила страшная мысль – а ведь Глеб тоже не человек. Иначе он бы не смог уложить Истарха на лопатки. Мамочки… а откуда тут вампиры‑то взялись? Черт! Они что, в самом деле существуют?

– Кри‑ис…

Поцелуй был долгим, глубоким, пьянящим. Я очнулась лишь тогда, когда ощутила руки шефа на своей груди. Он как‑то умудрился расстегнуть жакет, теперь поглаживал большими пальцами, изредка проникал под кружево бюстика.

– Глеб… – увы, в моем голосе не только угроза прозвучала.

Юбка была мгновенно задрана едва ли не до пояса. Одна рука шефа легла на попу, вторая устремилась к застежке бюстика.

– Глеб!

Застыл. Всего на миг, но замер. А потом все по новой, только в этот раз до застежки все‑таки добрался.

– Глеб!

Глеб не слышал – увлеченно ласкал губами то, что прежде скрывалось за кружевом, и упоенно мял юбку. И так как ноги мои были почему‑то раздвинуты, а прижиматься зеленоглазый не стеснялся, уровень мужского интереса был более чем очевиден.

– Глеб, прекрати!

Прекратил. В смысле – целовать прекратил, но прижимал по‑прежнему. Поднял голову, и я едва не завизжала. Точно не человек! У людей красных всполохов в глазах не бывает!

– Глеб, я же сказала. Не хочу.

– Хочешь… – хрипло ответили мне и прижали так, что желание, с которым я таки пыталась бороться, усилилось раз в сто. Увы, я точно знала – это не магия, физиология.

– Глеб, я не готова! – Аргумент прозвучал жалко, но хоть что‑то.

– Кри‑ис…

– Не готова я, понимаешь? Мне… мне работать надо. Вот!

Шеф заломил бровь и выдал:

– Уволю.

Ну ничего себе!

– Глеб…

– Уволю к чертовой бабушке, – убежденно сказал зеленоглазый. – Будешь приходить в этот кабинет по личным делам. С девяти до шести, с понедельника по пятницу. Устроит?

Мм… Если работа мешает чему‑то – ну ее на фиг, эту работу? Черт. Неправильно это.

– Не надо меня увольнять.

Ответом стала заломленная бровь и скептическая ухмылка.

– Это почему же?

Потому что когда влипаешь в какую‑то дикую историю, постоянный источник дохода точно не помешает. И вообще я намерена жить по накатанному сценарию, только разберусь сперва, что к чему.

– Кри‑ис… – вновь позвал шеф. От этих интонаций мурашки по спине побежали, а грудь… Та‑ак, пора с этим завязывать. В смысле – застегивать!

Я отстранилась, для чего пришлось практически лечь на стол (кажется, теперь знаю, почему тут, кроме ноутбука и телефона, ничего нет), и попыталась поймать края бюстика.

– Помочь? – прошептал брюнет.

Отличный вопрос, ага. Особенно когда звучит из уст того, кто бессовестно наваливается сверху, лишая всякой возможности застегнуться самостоятельно.

– Глеб!

– Я уже двести лет Глеб, – пробормотало начальство, но бюстик все‑таки застегнуло.

Мое изумление потонуло в новом поцелуе, после которого зеленоглазый (вернее, зеленоглазый в красную крапинку, но это мелочи) таки отступил.

Застегивать жакет и одергивать юбку, которая в самом деле до пояса задралась, пришлось самой. Под прицелом очень недвусмысленного взгляда.

– Крис, долго дуться будешь? – В голосе Глеба прозвучала ирония, но я точно знала – шеф зол. Выходит, раньше я в близости не отказывала?

– Глеб, ну мы же взрослые люди, верно?

Лично меня этот довод всегда отрезвлял и заставлял задуматься над своим поведением. На Глеба он произвел совсем иное впечатление:

– Вот именно. И я не понимаю, почему мы, взрослые люди, не можем заняться… взрослыми вещами.

– Потому что мне нужно разобраться с делами.

– Уволю! – складывая руки на могучей груди, прорычал шеф.

– Не уволишь, – буркнула я, гордо усаживаясь в кресло и открывая ноут. – Я слишком ценный кадр.

Била наугад, но в мишень попала. Начальство сморщило нос и отступило, столь же гордо, как и я. Впрочем… выпирающий индикатор мужских желаний картинку несколько подпортил – пришлось прикусить язык, чтобы не съязвить на этот счет.

Итак… расследование продолжается!

 

Нет, я в самом деле собиралась выяснить что к чему – покопаться в файлах и письмах, влезть в архивы, которых тут с десяток насчитывалось, проверить контакты, но… не случилось. Просто стоило сесть за ноут, в голове что‑то перемкнуло и я… в общем, я действительно за работу принялась.

Сперва написала два протокола переговоров с Истархом и его «директором». Один официальный, где просьба значилась как заказ на PR‑компанию с целью ослабить конкурента. Второй – реальный, где все было изложено без прикрас, а в отдельной сноске указывалась принадлежность метросексуала к кровососущим.

После, приняв от Глеба Игоревича достопамятную папку, расписала черновой план работы с «объектом» – тем самым конкурентом, которого заказали нашему ООО. Неверность жены значилась как первый из возможных внешних поводов к последующему «нервному срыву». Да, кавычки обязательны, потому что ни о каком срыве речи не шло. Объекту предстояло испытать на себе ментальное воздействие третьего уровня, получить психическую установку орать и чудить в течение двух недель. Старт операции был назначен на 21‑е число, с возможным переносом даты – дата к началу каких‑то торгов привязывалась.

Закончив с протоколами и планом, принялась разбирать стопку документов, полученных на ресепшене. Там было сложней – отчеты по нескольким «PR‑компаниям», одно заявление о переводе в европейский филиал и служебная записка по судебному делу, смысл которого… Ох, мамочки! Смысл этого дела сводился к тому, что две ведьмы получили взаимоисключающие заказы и вместо того, чтобы решить вопрос «согласно установленной процедуре», развязали войну. Автор служебки просил приобщить к делу запись видеонаблюдения, ну а обращался непосредственно к Глебу. То есть Глеб судьей в этом деле был, или одним из судей.

Увы, задуматься над этой информацией не смогла, по крайней мере на тот момент. Более того – усмехнулась и размашисто написала отказ! Где‑то в голове сидела мысль – адвокат пытается заболтать, свести дело к бессмысленной полемике, причем не в первый раз. И для меня это была рутина. Самая рутинная из всех!

Дважды прерывалась на кофе, причем кофе не только себе готовила – Глеб Игоревич тоже удостоился. Наверное, я бы вообще внимания не обратила, но сознание зацепилось за несколько мелких деталек.

Первое – у нас с Глебом была отдельная, личная кофеварка. Она стояла на общей кухне, но единственной, кому разрешалось прикасаться к машине, была я.

Второе – взгляды сотрудников нашего ООО. Мысль о том, что коллеги должны презирать помощницу или секретаршу, которая спит с шефом, сидела где‑то на уровне подсознания, причем держалась крепче сказочной репки. Вот только вышагивая по коридорам, я ни одного неприязненного взгляда не поймала. Более того – коллеги глядели с уважением и улыбались искренне. Словно я… самую важную, самую ответственную в мире работу выполняю.

Третье… Третье – сам Глеб. Ему было совершенно плевать на напиток, но на мое приближение к собственному столу брюнетистое начальство реагировало очень остро. Красные всполохи в глазах уже не вспыхивали, но руки Глеб Игоревич тянул… Мне даже пришлось пригрозить ему опрокинутой на голову чашкой.

Ушел мой зеленоглазый шеф в районе четырех, предварительно заловив меня на выходе из ванной. Приставать не приставал, но нижнюю губу прикусил, и какое‑то ругательство на незнакомом языке рыкнул. Я в ответ «козью морду» состроила, тут же вернулась за ноут и погрузилась в изучение планов работы на следующий месяц.

А очнулась лишь тогда, когда в кабинет вломился бритоголовый шкаф и пробасил:

– Крис, извини, но Глеб Игоревич приказал проследить, чтобы ты не засиживалась.

– Что? – недоуменно пробормотала я.

– Домой! – пояснил шкаф и ключами от машины потряс.

– А… Минуточку!

Рука сама потянулась к телефонной трубке, пальцы уверенно отстучали короткий внутренний номер.

– Марин… Марин, ты совсем с ума сошла? – хмуро вопросила я.

Марина ответила после недолгой паузы:

– А что не так?

– Ты сдачу аналитики за прошлое полугодие на двадцатое число поставила. Я не успею ее проверить. Давай хотя бы на пару дней перенесем?

На том конце провода воцарилось молчание. Мне оно показалось изумленным, и вскоре догадка подтвердилась.

– Крис! – Марина не говорила, шептала. – Глеб Игоревич поставил крайний срок двадцать первое!

– Тогда на день перенесем. Мало, но хоть что‑то. Я двадцатого проверю, а ты двадцать первого сдашь.

– Кри‑ис! Ну ты же сама сказала, что двадцать первого нельзя!

– Почему нельзя? – Нет, ну ведь действительно непонятно. И какая вообще разница – двадцатое, двадцать первое…

– У тебя же критические дни начнутся! – все тем же шепотом выпалила Марина.

Она выпалила, а я выпала. При чем тут это? Но в трубку сказала другое:

– А… Прости. Забыла. Тогда… тогда конечно. Будем пытаться. В крайнем случае, – короткий взгляд на шкаф. Не тот, который с напитками, а тот, который бритый и с ключами от машины, – после работы задержаться попробую.

– Крис, миленькая! Попробуй! Ты же знаешь, он нас порвет, если что не так будет!

– Надеюсь, это не в прямом смысле?

Марина (а кто она вообще такая, а?) нервно рассмеялась. Я тоже хохотнула – так, за компанию. А потом совсем не смешно стало. Что это за фигня? Где аналитический отчет и где я?

– Крис… – пробасил шкаф.

– Еще минутку!

Бросив трубку, я открыла расписание Глеба на ближайший месяц. Час назад меня совершенно не смущало, что с двадцать первого по двадцать четвертое – один сплошной пробел, а теперь… теперь еще и план работ открыла и то же самое обнаружила.

Как‑то резко вспомнились алые всполохи в глазах, и сила, с которой начальство Истарха к столу прижимало, и… и в голову закралась безумная мысль – а может, мой работодатель тоже вампир? Не беззубый – в том, что зубы у него есть, я уже убедилась, а… специфический какой‑нибудь. Иначе с чего такое важное значение красному дню календаря придается?

 

Вечер я встречала на лавочке возле подъезда. Сидеть просто так было совсем не интересно, но взять с собой книгу или что‑нибудь иное, занимательное, не решилась. Лучше поскучать, чем проглядеть.

Да, да! Я ждала собачника! Вглядывалась в каждого прохожего и молчаливо молилась – только бы повезло! Ну и материлась… слегка.

Большая грязная любовь? Хорошо! И даже отлично! Хотя, когда соглашалась, не думала, что все возьмет и сбудется. Но вампиры и ведьмы? Я на такое, простите, не подписывалась. Может, в нашем прекрасном человеческом мире и живут такие, но прежде я о них не знала и как‑то не планировала сталкиваться. И наделять свою «любовь» сверхспособностями тоже не просила.

Нет, я не хочу, чтобы жизнь в прежнее русло вернулась, но мне очень, очень‑очень, нужны ответы. Осведомлен – значит, вооружен!

На это рандеву я надела единственный более‑менее простой комплект из нового гардероба – спортивную юбку и маечку. Обуви к этой одежке, увы, не прилагалось, так что туфли а‑ля стриптизерша все старушки нашего двора оценили.

Туфли, к слову, ни одной не понравились. Зато оголенные коленки одобрили все без исключения мужчины, даже Сан Саныч – пенсионер с первого этажа – добродушно хмыкнул.

Вот только собачник появляться не спешил…

Когда мир почернел, а над лавочкой зажегся фонарь, я начала коситься в сторону супермаркета. Может, за шампанским сбегать? Ну чтобы как в прошлый раз? А когда решилась на сей отчаянный шаг, из темноты выступила фигура. К сожалению, на типического‑типического визитер не тянул…

– Что ты здесь делаешь? – тихо спросил Глеб.

– Сижу, – вздрогнув, отчиталась я.

Шеф неторопливо приблизился, уселся рядом. На порядочном, целомудренном расстоянии.

– А почему здесь?

Интуиция не шептала, а прям‑таки орала – про собачника говорить нельзя! Ну я и соврала:

– С мамой повздорила. Слегка.

Меня одарили насмешливым, усталым взглядом. Вообще, в человеке, который сидел рядом, гиперсексуальный ловелас угадывался слабо.

– Крис, а предупредить не судьба?

– Зачем?

Еще один насмешливый взгляд и тяжелый вздох.

– Затем, что твоя охрана весь вечер очку… э… на взводе.

– Моя кто?

– Розочка моя, только не говори, что ты не знала.

Мама дорогая… кажется, я неверно определила глубину той попы, в которую угодила. Я думала, это горное ущелье, а оказывается – Марианская впадина.

– Крис, пойдем домой, а? – протянул Глеб.

И такие нотки в его голосе прозвучали, что я тут же встала и даже к подъезду повернулась.

– Кри‑ис…

– А?

Обернулась, чтобы оказаться нос к носу с Глебом – каблуки неплохо компенсировали разницу в росте, но он все равно выше был. В следующую секунду его ладони легли на талию, а вечернюю тишину огласил стон:

– Кри‑ис…

И мир перевернулся.

Вернее, это я перевернулась – одним легким, едва уловимым движением, шеф закинул на плечо и потащил прочь.

– Глеб! Глеб, пусти немедленно!

Ответом стал шлепок по попе и веселое:

– Неа!

– Глеб! – Я возмущалась всерьез, но тихо. К чему лишнее внимание привлекать? Зачем перед соседями позориться?

– Крис, я тебя предупреждал, – отозвался зеленоглазый. – Так что будь добра – не ори. Хотя, если сильно хочется… – Моя попа удостоилась еще одного шлепка. – Можешь посопротивляться.

– Глеб!

Но начальство уже не слушало, оно по мобильному разговаривало…

– Алина Юрьевна, добрый вечер. Я тут вашу дочь похищаю, вы не против?

Ответ той, что всегда стояла на страже моей нравственности, был слышен более чем отчетливо:

– Ну наконец‑то!

Вот… Вот кто она после этого, а?

Дальше мама с голосом совладала, но реплик Глеба Игоревича было более чем достаточно…

– Да, упирается. Нет, не согласна. – Пауза и смешок. – Ну справлюсь как‑нибудь!

– Глеб! – прорычала я.

– Передам, конечно, но не думаю, что она послушается, – развеселился похититель, снова шлепнул по заду. – Ага!

Опять пауза и сквозь смех:

– Алина Юрьевна, сейчас к вам мои парни зайдут. Да, за вещами. Нет, это все есть. Конечно, готовился! Ну все, мы уже к машине подходим. Ага, до встречи!

Не выдержав, я таки треснула зеленоглазого. Тоже по заду.

Жаль, эффекта сей жест не возымел.

– Потерпи, розочка моя, – усмехнулся брюнет. – Скоро все будет.